3.2.03.07
Таким образом, мы получаем другое обозначение феномена глубокого сна, давно ставшее для нас (и опять же благодаря общему влиянию опыта глубинных медитативных интуиций или же чисто рефлексивных интенций древнеиндийской мысли) его вторым названием – «сон без сновидений».

Приведём одно из наиболее устоявшихся по своей словесно-логической форме собственно философских определений феномена глубокого сна в том его виде, в каком оно было дано в Мандукья-упанишаде, предельно сократив данное определение до всего его одного, идущего здесь по порядку первым, по самой своей мысли – логически исходного предложения:

Когда спящий [supto] никакого желания не желает [na kaṁcana kāmaṁ kāmayate], никакого сновидения не зрит [na kaṁcana svapnaṁ paśyati] – это глубокий сон [susuptaṃ].1

 

***

Мы можем принять эту самую общую формулу (в том числе данную нам в форме общепринятого положения, устойчивого выражения, устоявшейся фразы, «элементарного предложения»), происходящую из данной дефиниции феномена глубокого сна – состояние-сна-без-сновидений за всего лишь одно из возможных его отрицательных определений.

Признавая при этом тот неоспоримый факт, что мы могли бы с одинаковым правом и, главное, с равным успехом давать подобного рода предельно-отрицательному (или, как мы его определили выше, феноменально-исключительному) состоянию своей жизни и такие его названия (с какими мы собственно и встречаемся в самых разных культурно-исторических традициях описания существа этого феномена), как, например, состояние просто без-видения (т.е. просто убрав из данной формулы само это, дважды здесь повторяющееся, слово «сон») или совершенного и полного без-чувствия (древ.-греч. понятие анестезии), как и равным образом состояние: без-памятства (амнезии), без-мыслия, без-словесности, без-сознательности, без-душия, без-личности, без-телесности, без-местности (неуместности, странности, ἄτοπός), без-временности (ахронии), без-движности (ἀκίνητα), без-действия (амехании), без-страстности (апатии, ἀπαθής), без-различия, без-форменности (аморфности), без-мерности, без-выходности или без-помощности (ἄπορος), и т.д. и т.п.

Но исходя из того факта что данное, ставшее уже для нас классическим определением (причём одинаковым образом как для всей древнеиндийской, так и современной западной философской традиции его осмысления) феномена глубокого сна остановилось почему-то только на одной этой его отрицательной характеристике – а именно, характеристике отрицания в данном состоянии сна, главным образом и в первую свою очередь, феномена сновидения как такового, а также, с другой стороны, принимая во внимание и то условие, что центральным феноменом, суть основополагающим предметом проведения уже нашего собственного феноменологического анализа существа явления сна и сновидений в бытии человека предстаёт не что иное, как феномен «видения сна» как таковой (а не только «понятие сновидения» в узком смысле понимания этого слова), то мы в таком случае не видим никаких непреодолимых для себя препятствий мешающих нам опереться в своём исследовании существа этого явления, помимо всего прочего, и на данное определение понятия глубокого сна.

  1. См. Мандукья-упанишада, ст. 5, перевод В. Лукашевичуса. Приведём весь текст данного определения феномена глубокого сна (происходящего в особом состоянии сознания, называемом здесь – праджня) целиком, следующий далее за цитатой этого первого предложения: «(5) …Состояние глубокого сна: единство; осознание как таковое; воистину субстрат блаженства, ибо — наслаждение блаженством; лик мысли; «праджня» — третья стопа. (6) Это всевластный, это всеведущий, это антаръямин [по переводу Сыркина «внутренний правитель»], это лоно всего, ибо исток и исход существ». А также приведём ещё одно «дополнительное» к этим двум стихам определение глубокого сна (см. там же, ст. 11): «Состояние глубокого сна, “праджня”, звук “м” — третья мера, (по причине ограничения или вхождения). Несомненно, ограничивает даже это всё и бывает входящим, кто это ведает». Последнее определение понятия глубокого сна интересно для нас прежде всего тем, что вводит в существо его феномена понятие трансцендентальной границы: даёт представление об образе действия «ограничения» существа самого «явления», всех существующих форм проявления предметно-наличного образа бытия и феноменально данного мира («это всё») и возможности преодоления границ «всего этого»: возможности «вхождения» в совершенно другое для себя трансцендентное (не только предельно возможное для себя, «пограничное», но и «запредельное» и безграничное) измерение состояния («состояние состояний») «единства» – бытия «самого» сознания и сознания «своего» бытия. Или иначе говоря (ближе к словам текста манд.-уп.): возможности обретения «единства» бытия чистого «осознания-как-такового» и/или (если полностью и окончательно для себя отделить «третье» от «четвертого» состояния бытия сознания) существа самого «осознающего» (Атмана) [➥3.2.03.15,прим.4]. Или проще говоря (и уже ближе к словам текста чхан.-уп.): возможности «достижения» бытия «самого-себя» [➥3.2.03.03(***)]. Для более полной картины представления всего объема понятийно-терминологического материала, с которым можно будет работать при разборе существующих в рамках древнеиндийской мысли форм описания существа явления и способа существования феномена «глубокого сна» в бытии человека, приведём также ещё и определение т.н. «четвертого» (турия) состояния сознания по установленному здесь порядку идущего следом за состоянием сна глубокого, но по своему определению уже не имеющего ни к какому-то одному из описываемых здесь состояний бытия «человеческого» сознания (состояния бодрствования-вайшванара, обычного сна-тайджаса и сна глубокого-праджня), ни ко всем им трём вместе взятым – никакого своего положительного отношения: «Ни осознанием внутреннего, ни осознанием внешнего, ни осознанием обоих, ни осознанием-как-таковым, ни осознанием-и-неосознанием; незримой, недеятельной, неуловимой, неопределимой, немыслимой, неименуемой; истинной сущностью единого Атмана, проявляющей себя покоем, миром, шивой-недвойственным мыслится четвёртая. Это — Атман, это — осознающий» (см. там же ст.7). Но в целом это самое «четвёртое» состояние – турия мы в проводимый нами разбор всё-таки включать не будем не только потому, что оно не входит в исходный анализ форм взаимоотношения первых трех состояний бытия человеческого сознания, содержащийся в основных положениях Брихадараньяка-упанишады (приводимых нами ниже), но также ещё и потому, что оно одно (в отличии от трёх других состояний сознания) к существу исследуемого нами феномена видения сна какого-либо своего феноменологически определённого – ни положительного, ни даже отрицательного отношения не имеет.