3.2.03.09
Также обратим своё внимание ещё на одно по своему виду, казалось бы, чисто внешнее обстоятельство: данному определению  феномена «глубокого сна» по самому тексту предстоит, а по своему смыслу здесь явно противопоставляется ещё одно – как по форме своего описания, так и по самой определяемой здесь «сущности» его понятия – совершенно другое определение феномена сна, дающее нам принципиально иную картину нашего видения образа действия и способа существования этого феномена в бытии человеческой жизни и деятельности сознания.  

Приведём цитату этого определения феномена сна также целиком (см. там же, IV.3.18):

Как большая рыба блуждает вдоль обоих берегов [реки] – то с одной стороны, то с другой, так и этот пуруша блуждает по обоим этим состояниям – состоянию сна [svapnāntaṃ] и состоянию пробуждения [buddhānta].

 

***

При первом ближайшем своём рассмотрении, при самом приблизительном нашем сравнении содержаний обоих этих определений можно отметить, что они не только не находят между собой каких-либо общих для себя точек соприкосновения (своих общих предметно-содержательных элементов)1, но и, более того, что они способны выступать по отношению друг к другу в качестве логически противоречащих одно другому – совершенно и полностью взаимоисключающих друг друга определений понятия сна.

За исключением, разве что, всего одного своего сравнительного признака – самой этой, присущей содержаниям обоих этих определений феномена сна метафорно-символической формы его описания, которая сохраняет за собой возможность проведения некоторых линий, определённых параллелей их сравнения.

Например, одну из таких – если по своему смыслу и не совсем прямых, то по крайней мере «обратных» – параллелей можно провести по линии сравнения феномена самой странности (некоторой аномальности и в целом своей ненормальности, неестественности для себя, «несвойственности себе») явления описываемых здесь образов движения: с одной стороны, летящей вниз, падающей на «гнездо» птицы и с другой – блуждающей «вдоль обоих берегов», «мечущейся» от одного берега к другому рыбы.

О странностях первого описания образа движения полета-падения птицы мы уже сказали выше [➥3.2.03.08(***)].

Тогда как о странности описания второго образа движения можно высказать следующие свои замечания:

Образ движения «блуждания» рыбы берётся всего только в одном своём пространственно-топологическом измерении – по горизонтали (если вообще не по самой поверхности течения потока реки): «вдоль обоих берегов»; от первого берега ко второму; то в одну, то в другую сторону оконечности водоёма; от правой стороны течения потока реки к левой и обратно.

И почему-то опускается другая форма движения – по самому своему естеству более свойственное образу плавания рыбы в воде – движение по вертикали (не потому ли что место движения по вертикали занял собой образ полёта падающей птицы?): образ движения всплывания рыбы к поверхности воды и обратного её погружения на глубину вод; форма движения появления на вид самого «образа» всплывающей рыбы и обратного его пропадания – исчезания из вида, растворения её вида в «пучине потока».

Отметим отдельно, что подобный образ движения всплывания-погружения рыбы в потоке реки являлся одной из наиболее древних метафор описания самого принципа работы человеческой памяти: действия непроизвольного «всплывания» (ведь момент всплывания рыбы всегда происходит самым своим неожиданным, для нас непредвиденным образом, по принципу явления – вдруг, внезапно, ἐξαίφνης [➥]) в памяти тех или иных образов-воспоминаний и обратного по отношению к нему действия такого же их невольного забывания – «возвратного» (или же и вовсе безвозвратного: для нас нет никаких гарантий, что ушедшая на дно рыба когда-нибудь снова всплывёт; или полной своей уверенности в том, что вновь появляющаяся у поверхности воды рыба есть «та же самая», которая была видна до этого) погружения образов памяти в непроницаемо-тёмную, потаённо-сокрытую глубину течения вод реки-Лето.

А это в свою очередь может означать только одно, что данный упанишадовский образ движения рыбы в воде, возможно, в меньшей степени затрагивает в своём описании механизм работы памяти, чем это обычно принято думать, когда дело касается осмысления форм деятельности человеческого сознания в том или ином виде своего «состояния сна» и производимого в данном отношении принципа действия «работы сновидения» [➥].

  1. Разумеется, за исключением всего одного, включённого в состав и составляющего основу содержания обоих определений – единого и общего для обоих определений понятия сна их «сравнительного элемента» – элемента самого «пуруши»: существа подверженного определённому виду «состояния сна» или образу видения своего «сновидения» и способного наблюдать за ним «со стороны» – самого «человека» или «человеческого» взгляда («глаза»), зрения, сознания и т.д.