3.2.05.09
Второй аргумент, по сути своей основываясь на логике первого аргумента1, пытается развить эту логику деления феномена содержания сна (или логического состава его понятия) на две стороны его явления или две формы опыта нашего его «переживания» в бытии своей жизни дальше тем, что ставит под сомнение факт существования между данными сторонами явления сна какой-либо определённой (или, по крайней мере, каким-либо своим положительным образом для нас здесь определяемой) взаимосвязи.

Основной смысл этого аргумента мы могли бы свести к следующему суждению:

У нас нет никаких твёрдых, прежде всего, логических оснований утверждать, что все те возможные формы образования и действия нашего сновидения, которые могут являться нам в «состоянии сна», которые происходят с нашим образом видения сна «во сне», должны быть обязательно «аналогичными» (а значит должны представлять собой определённую логическую связь или же, в обратном случае, если таковая не обнаруживается, то связь алогичную, способную в той или иной мере противоречить или же полностью отрицать собой логику противоположной, «обратной» себе стороны явления), то есть должны нести в себе и обнаруживать собой определённую меру соответствия (или степень уподобления): в первую очередь, тем формам видения и переживания сна, которые мы непосредственно испытываем по действию пробуждения нас от сна; а также ещё и уже в свою очередь (возможно, во «вторую» очередь) – всем тем формам явления нашего жизненного бытия, которые мы воспринимаем и видим уже в полной своей мере «наяву», в окончательно пробужденном для себя состоянии деятельности своего сознания, полноценно бодрствующем бытии нашей жизни.

И здесь уже не столь важно – по каким критериям мы будем определять для себя сами меры этого соответствия: по степени интенсивности переживаний, яркости впечатлений, отчётливости видений, ясности нашего их понимания, необычности явлений (или наоборот  самой обычной и привычной для нас их обыденности, заурядности, «ординарности»), последовательности событий, смысловой связанности и логической непротиворечивости и т.п. – всего здесь «с нами» (с нашим образом видения сна) происходящего.

Ни один из этих критериев не даст нам надёжного свидетельства в пользу решения вопроса, во-первых, о самом факте наличия и, во-вторых, в случае установки последнего – о характере связи или самом принципе взаимодействия между собой этих двух форм явления сна или двух родов опыта нашего его видения и в целом «переживания» в бытии своей жизни.2

 

***

При крайнем своём отрицательном выводе данный аргумент можно свести к следующему утверждению: мы в принципе не можем для себя обнаружить искомую нами здесь меру соответствия между этими двумя формами явления сна или родами опыта нашего его переживания в бытии нашей жизни3 или, как это можно ещё было бы сказать, – двумя рядами рассматриваемых нами форм отношений между существом явления феномена видения сна «во сне» и опытом нашего его переживания «после сна».4

А по сути своей – двумя рядами самих этих, обнаруживаемых нами в данном отношении «мер соответствия» между рассматриваемыми нами здесь сторонами явления сна в бытии своей жизни, которые хотя и по образу действия нашего непосредственного их видения прямо у нас на глазах стоят друг «против» друга (или друг в отношении друга «проходят» мимо наших глаз, если мы меры их соответствия просто не замечаем) – как-то уж совсем рядом (почти-что пересекаясь между собой, тем самым образуя существо «неразрывной связи» друг с другом), но по способу своего существования или по самой «природе» своего происхождения (в том числе и по предмету нашего познания существа природы данного явления) «в мире» – нам предстоят, суть определённым своим научно-познавательным или психологически-описательным образом «представляются» (present, imagine, concept) нами явлениями уже совершенно разного порядка нашего жизненного бытия и мира:

С одной стороны своего явления (первый ряд соответствий), соответствие ряда явлений того, что «возможно» виделось и вообще могло нам видеться «во сне» – ряду явлений того, что нам «действительно» видится по действию пробуждения нас от сна;

И, с другой стороны (второй ряд соответствий), соответствие ряда явлений того, что может нам наиболее необычным своим, самым удивительным и незаурядным (выпадающим из привычного ряда) для нас образом видеться и переживаться каждое утро в момент пробуждения от сна – ряду явлений всего того, что нами «реально» самым своим заурядным и наиболее привычным для нас образом каждый свой день видится и проживается «одним днём» в течение времени всей нашей бодрствующей жизни.

Так что, в конечном своём счёте, мы получаем уже не две феноменологически исходные для нас, а «целые» триэпистемологически производные (derived, когда мы в своём исследовании феномена сна начинаем исходить не из существа явления самих «сновидений», а «от описания снов», см. эпиграф) стороны явления феномена видения и в целом «переживания» сна в бытии своей жизни: «во сне», во время действия пробуждения нас от сна и после завершения последнего – «наяву», во время нашего бодрствования.

– Неизбежное следствие проведения операции деления феномена видения сна (или исходного смысла «понятия сновидения») на два «ряда» его явлений, производимого «внутри» определённым своим образом нами раскрываемого смысла понятия «содержания сна», и вместе с тем попытки отрицания между ними существа каким-либо положительным своим образом устанавливаемой «неразрывной связи»:

Так как в таком случае нашего описания определённого вида «содержания сна» необходимым своим образом начинает требоваться некий по отношению к нему дополнительный фактор «свидетельства» и достаточно «объективный» для нас критерий его «верификации», способный устанавливать (удостоверять и проверять) собой и окончательно закреплять «за собой» форму связи между двумя рассматриваемыми нами здесь сторонами явления сна, но уже со своей другой, по отношению к ним обоим чисто «внешней» стороны – стороны не имеющей своего прямого логического отношения ни к содержанию образов нашего видения сна в своих сновидениях, ни к тому или иному виду содержания нашего его психологического переживания во время своего пробуждения.  

И таким дополнительным фактором «постороннего» свидетельствования в пользу существования феномена видения сна в бытии нашей жизни, по мнению американского философа, предстаёт феномен «рассказывания сна». А объективным критерием нахождения определённой меры соответствия между двумя сторонами его явления представляется им – критерий «тождества языка», на котором ведётся рассказ о существе подобного рода явлений.

  1. Аргумента, который, напомним, проводит довольно резкую разграничительную черту, устанавливает для нас почти непроходимую границу: между существом явления самого феномена видения сна (сновидения) как такового, происходящим с нами непосредственно в «состоянии сна» и существом явления всего того его «психологического содержания», которое начинает определённым своим образом нами восприниматься или вспоминаться (или «запоминаться» и в целом «запечатлеваться» в наших представлениях), определённым своим предметно-чувственным образом своего бытия воспроизводится в нашем опыте «переживания» сна уже только после или же во время действия нашего пробуждения от сна.
  2. Американский философ по-разному мог формулировать суть данного аргумента. Приведём одну из таких формулировок (ср. её с цитируемой нами выше формулой определения существа «неразрывной связи» между этими двумя формами существования феномена «содержания сна» в бытии человеческой жизни и деятельности сознания [➥3.2.05.06,прим.4]): «Многие философы и психологи считают, что, когда человек видит сон [dreams], он думает, судит, представляет, обладает чувственным восприятием и так далее. Они полагают, что видеть сны [to dream] — значит производить эти ментальные действия и обладать этими переживаниями в том же смысле [in same sense], в каком люди делают это в состоянии бодрствования. Здесь могут быть различия по степени ясности, интенсивности, связанности, но не более того. …Представленные выше аргументы, я полагаю, достаточны для доказательства того, что этот философский взгляд является ложным» (Н. Малкольм, Состояние сна, с. 51).
  3. То есть существа явления сна или отдельно от всего прочего взятого феномена «содержания сновидения» такого рода, как по определению своему способного иметь в данном отношении – совершенно разную «природу» (nature) действия как своего происхождения в бытии человеческой жизни, так и опыта его «переживания» в деятельности сознания. Например, если опыт переживания сна, производящий себя в той или иной форме деятельности человеческого сознания после его пробуждения может иметь: или сугубо «эмпирическую», суть предметно-чувственную (включая суда и эмпирическую основу познания существа «физиологической природы» сна), или в чистом своём виде психологическую, или отдельно от всего прочего взятую предметно-языковую (или, как ещё может называть её Малкольм, «логическую природу утверждений, рассказывающих сон [the logical nature of dream-telling statements]», там же с. 49) – и вообще какую-либо ещё  «природу» своего явления в бытии человека. То в отношении феномена dreaming-сновидения как такового (так как он может являть себя, а мы его видеть только «во сне») достаточно трудно, а может быть даже и вовсе невозможно – дать какое-либо исчерпывающее или хотя бы просто «недвусмысленным» образом нами понимаемое определение того, к какой именно форме опыта нашего жизненного бытия или деятельности сознания может относиться существо «природы» такого рода явления. Не говоря уже о том, чтобы дать ему какое-то одно из трёх перечисленных выше определений возможных «природно-естественных» источников происхождения опыта сна (так как и феномен «происхождения» человеческих чувств, и человеческой психики, и языка способен иметь свою особую, отличную от других явлений «природу» своего собственного бытия или нашего его познания).  Например, в отношении первой формы опыта Малкольм даёт свой прямой отрицательный ответ: «Ибо сон qua сон не имеет эмпирического содержания», For sleep qua sleep has no experiential content (см. там же, с. 42). И, пожалуй, точно такой же ответ он мог бы дать и в отношении двух других форм опыта человеческого бытия и деятельности сознания, претендующих на то, чтобы лечь в основу явления феномена «сна как сна».
  4. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что сам автор такого своего крайне отрицательного вывода всё же не делает. И мы об этом можем судить хотя бы по такому его высказыванию, сказанному им в другом месте своего исследования и может быть по несколько иному поводу: «Мы можем сказать, что сны и впечатления после пробуждения — это два разных явления. Но не два логически независимых явления» (там же, с. 59).