3.2.05.14
В свете всего выше сказанного о сути малкольмовской критики, проводимой им как, в частности, по отношению к способности нашей памяти производить определённого рода акты «запоминания» всего того, что может составлять собой основу «содержания сновидения», так и, в целом, по отношению к способности нашего сознания производить какие-либо акты «суждения во сне» (включая сюда такого рода суждения, как «я сплю» или «я вижу сон»), нам необходимо привести следующие уже наши собственные критические замечания по поводу поставленной здесь проблемы определения возможности человеческого сознания совершать в «состоянии сна» определённого рода формы своей ментально-психической деятельности.

И первое, что необходимо здесь отметить, так это то достаточно часто обращающее на себя наше внимание обстоятельство, что Малкольм, производя на протяжении нескольких глав своей книги критический анализ способности «суждения во сне», не проводит какого-либо своего существенного, сколь-либо принципиального для себя различия между такими двумя (им же самим и обозначенными в ходе своих рассуждений на данную тему) формами суждения, какими являются: суждения выносимые сознанием сновидца в отношении того или иного вида «содержания сновидения» и суждения, которые он мог бы выносить уже в отношении своего собственного «состояния сна» и существа самого себя – как существа на данный момент своего жизненного бытия действительно «спящего» (sleeping) и непосредственным образом своего действия «видящего сон» (dreaming).

И главное то, что американский философ, проводя ту или иную линию построения логики своей критической аргументации и выстраивая определённую систему «доказательств» в отношении невозможности (логической «абсурдности») одной из указанных здесь форм суждения, затем без каких-либо заметных своих изменений (как-то уж совсем некритичным для себя образом) переносит выстроенную им в данном отношении логику аргументации и систему доказательств на другую форму суждения.

Тем самым, по сути своей, уравнивая между собой не только уровни чисто логических возможностей, но и в целом онтологический статус этих двух форм суждения, производимых нашим сознанием в отношении феномена сна – назовём их для краткости: суждения «во» сне (в их чистом виде) и суждения «о» сне.1

При этом мало обращая своё внимание на тот простой и сам по себе достаточно очевидный факт, что не только предметы этих двух форм суждения уже по одному только своему чисто «логическому содержанию» – совершенно отличны друг от друга: в одном случае мы имеем дело с предметом суждения, никоим своим образом не выступающим за пределы явлений или логику событий (каковые собственно и призвана здесь собой устанавливать данная форма суждения) происхождения определённого вида «содержания сна»;  во втором случае, как раз наоборот, мы начинаем иметь дело с предметом суждения, по определению своему, выступающим за пределы явлений или логику событий данного вида «содержания сна» и определённым образом своего действия на данный момент нами переживаемого «состояния сна».   

Но также ещё – и на то обстоятельство, что уровень рефлексии, вектор интенции и в целом результирующий итог всего производимого на предмет суждения эффекта «логического действия» этих двух форм ментально-рассудочной деятельности сознания здесь также принципиально иной – суть до противоположности разный (способный доходить до эффекта своего «обратного действия»):

В первом случае это будет эффект действия произведения (или в данном случае уже точнее было бы сказать – факт действия «претерпевания», πάσχειν, passion [ср.➥3.2.05.03(***)]) сознанием сновидца такого рода формы суждений «во» сне, которые – дабы не нарушать собой естественный ход течения сна, не разрушать «нормальную» логику развития данного вида содержания своего сновидения, – не только (как минимум) не задаются вопросом о настоящем положении дел, не ставят под сомнение саму достоверность явления всего здесь видимого и на данный момент переживаемого (воспринимаемого, понимаемого и в конечном счёте запоминаемого) «под видом» сновидения опыта. – Но и более того, сама логика развития определённого вида содержания сна требует того, чтобы все выносимые в его отношении суждения имели в основе своей организации некий совершенного особого рода психологический механизм, определённым образом своего действия воспроизводящую себя в бытии человеческой жизни ментально-рассудочную структуру сознания – так называемую «структуру отобъяснения» (представляющую собой одну из наиболее действенных «причин сна» или даже, как это полагал философ М.К. Мамардашвили, целый «закон сновидения» [см.➥3.2.02.10;3.2.02.11]), позволяющую ему совершать над существом предмета своего суждения такого рода «логические операции», которые могли бы путём проведения определённых линий предметно-смысловых отношений или причинно-следственных связей между отдельными элементами сновидения выстраивать логику событий данного вида «содержания сна» в любую сколь угодно отдалённую для себя перспективу его развития, и тем самым обеспечивать собой действие пребывания в данном виде «состояния сна» сколь угодно продолжительное время.

Во втором случае нашего рассмотрения смысла понятия суждения «о» сне мы можем наблюдать эффект обратного действия: когда подобного рода форма суждения человеческого сознания о существе явления, источнике происхождения или способе бытия данного ему вида опыта оказывается не только логически не совместимой с формой суждений производимых сознанием сновидца в отношении определённого вида «содержания сна», но и более того – начинает служить одной из наиболее действенных для него, в полном смысле этого слова «побудительных» причин проснуться.

  1. Причём форма суждения «о» сне по существу своему разбирается здесь – никак иначе, как в качестве формы суждения «во» сне. По сути своей обе эти формы суждений сводятся к всего одной – единственно здесь рассматриваемой и определённым своим философско-аналитическим методом критикуемой – форме «суждения во сне». Получается, что логическое содержание предмета первой формы суждения полностью и без остатка входит в состав, включается в содержание предмета второй формы суждения и никоим своим образом не может выходить за пределы последнего. Со всеми выходящими отсюда логическими парадоксами: один из которых заключается в том простом положении, что мы среди всех прочих видимых нами «во сне» предметов и явлений нашего собственного «сновидения» вдруг можем встретить и такой его предмет, как существо явления или образ действия самого-своего сна как такового. Парадокс подобный тому, как если бы мы среди всех прочих, наряду с другими видимыми и рассматриваемыми нами «в мире» предметами и явлениями смогли бы рассмотреть и увидеть ещё и такой его предмет – как сам «мир»; или же увидеть то, посредством чего мы вообще оказываемся способны что-либо определённое видеть – разглядеть и увидеть «в мире» наши собственные глаза, смотрящие на мир и что-то действительно в нём видящие – разглядеть своё зрение, увидеть само видение.