3.2.05.16
С другой стороны, даже не смотря на всю эту проводимую здесь Малкольмом критику способности «суждения во сне», как, впрочем, равным образом и способности производить в данном состоянии человеческого сознания какие-либо любые другие его ментально-психические акты, включая сюда и акт «запоминания» всего того – по отношению к чему и каким образом своего действия могли бы производиться данные акты сознания, остаётся нерешённым вопрос совсем другого рода:

Насколько вообще может быть логически корректным образом применима вся эта, на наш взгляд вполне справедливая, критика в отношении установления возможности производить нашим сознанием в «состоянии сна» действие «запоминания» тех или иных форм своей психологической деятельности и вполне определённого по своему виду «содержания сна» – по отношению к возможности установления другого, по самой своей «интенции» (направленности на предмет) обратно-противоположного вида деятельности памяти, а именно – действия «воспоминания» (recollection) сновидения?

Тем более, что у нас при более внимательном прочтении тех мест малкольмовского исследования, которые тем или иным своим образом касаются анализа характера отношений обеих форм деятельности памяти к феномену сновидения создаётся несколько двойственное впечатление в понимании того, каким всё-таки принципом разграничения смыслов этих двух понятий между собой руководствуется американский философ и какое место отводит каждому из них по отдельности в своей общей критике определяющей роли памяти в качестве критерия сновидения.  

Во-первых, мы видим, что основной груз всей этой более или менее концептуально разработанной и логически аргументированной критики роли памяти в отношении феномена сна ложится на понятие «запоминания сна». В отношении же понятия «воспоминания сна» мы встречаем лишь только отдельные и сами по себе разрозненные критические замечания, которые по своему содержанию могут или следовать общей логике развития мыслей малкольмовской аргументации,1 или же некоторым образом из неё выпадать и даже в определённом смысле ей противоречить.2  

Во-вторых, достаточно трудно понять, в какой своей мере вообще могут быть применимы к феномену «воспоминания сна» все те, наработанные Малкольмом в отношении понятия «запоминания сна», логические схемы философско-критического анализа сущности последнего.3

 

***

И в этом смысле – в целях прояснения характера взаимоотношения между всеми рассматриваемыми нами здесь формами явления сна и проявляющими себя по отношению к ним формами деятельности нашей памяти, а также во избежание в дальнейшем всей наметившейся в данном отношении путаницы понятий, – мы должны провести всего одно «концептуальное» (понятийно-терминологическое) разграничение понятий «воспоминания» и «запоминания сна».

Разграничение понятий, которое мы попытаемся здесь для себя провести пока только в одном наиболее узком своём и достаточно «специфичном» для нашего его понимания значении (но зато по своему чисто «внутреннему», суть логическому отношению в вполне для себя определённом и «в целом» для нас понятном) – раскрывающем собой одну из возможных «сторон» явления сна в бытии человека, задающем определённую форму взаимодействия (ограниченную пределами описания данной «парадигмы» памяти) между этими двумя аспектами деятельности памяти, которую она оказывается способной производить в отношении формирования определённого вида «содержания сна».

(Попытку рассмотрения существа обозначенного здесь принципа взаимоотношения между этими двумя формами деятельности памяти, но проводимого уже на другом, более широком уровне своего философско-теоретического обобщения, мы намерены предпринять в следующей, специально посвящённой теме взаимосвязи феноменов сна и памяти главе нашего исследования.)

Итак, для того, чтобы у нас появилась возможность тем или иным своим философско-теоретическим образом определять, в более или менее полной мере описывать характер взаимодействия этих двух форм деятельности нашей памяти, производимой ею по отношению к феномену «видения сна», для начала необходимо установить первый основополагающий принцип их отличия в отношении последнего, которым мы могли бы неизменным для себя образом руководствоваться на протяжении всего своего исследования, независимо от того, какой из существующих способов описания мы на данный момент предпочтём для себя выбрать и в рамках какой из известных нам «парадигм» памяти мы будем проводить свой дальнейший разбор (критический анализ) исследуемых нами здесь явлений и их понятий.

А заключается такого рода принцип отличия (отличия, по сути своей, «принципиального»: способного не только в полной своей отделить существо одного феномена от другого, но и в определённом своём феноменологическом смысле противопоставить их друг другу) между феноменами воспоминания и запоминания сна в следующих двух, по своей логике достаточно простых и предельно ясных для нашего их понимания, положениях.

Первое положение: феномен запоминания сна в его чистом виде, – если таковой феномен, конечно, вообще имеет место быть в бытии человеческой жизни и деятельности сознания (что собственно и ставит под сомнение малкольмовский анализ сути этого явления), – то он способен существовать и производить своё действие в отношении феномена «видения сна» в пределах всего только одного, суть единственно для себя здесь возможного состояния бытия человеческого сознания – в «состоянии сна».4

В обратном случае нашего рассмотрения сути этого феномена (как мы уже об этом говорили): а именно, если акт запоминания будет производиться нашей памятью не в «состоянии сна» и не в отношении феномена самого «сновидения» как такового (или определённого вида его «содержания»), а в каком-то ином состоянии бытия нашего сознания и по отношению к какому-то другому «предмету» деятельности своей памяти, – то тогда мы не можем с полным на то основанием утверждать, что мы здесь имеем дело с феноменом запоминания сна в его «чистом виде».

Второе положение: феномен воспоминания сна, – если мы опять же будем рассматривать существо его явления в своём «чистом виде» (т.е. не смешивая его с другими возможными здесь видами деятельности памяти, а также не выходя из установленных нами здесь рамок «концептуального» противопоставления самой «сущности» его понятия сущности «понятия запоминания сна»), – наоборот, имеет возможность быть, способен производить своё действие за пределами феномена «состояния сна» как такового (рассмотрение возможности происхождения и действия феномена воспоминания сна «во сне» мы здесь опускаем).

По одной простой причине: для того чтобы у нас появилась возможность вспомнить свой сон, необходимо для начала так или иначе, тем или иным образом своего действия – его забыть.

Необходимо для начала (начала происхождения самого феномена, запускания механизма действия воспоминания сна; для того, чтобы вообще «было что» вспомнить) – выйти из пределов данного вида «состояния сна»: хотя бы на какое-то одно мгновение происхождения образа действия своего сновидения – перестать видеть «сам» сон, прекратить запоминать содержание всего здесь «во сне» увиденного и продолжать ещё какое-то время его помнить «как сон» (помнить его как именно этот-самый и никакой «другой сон»), – и, в целом, необходимо предать полному и окончательному для себя забвению данный вид «состояния сна» и определённым образом видимое «содержание сновидения».

Со всеми выходящими отсюда по своему происхождению уже чисто эпистемологическими последствиями – меняющимися до основания условиями (исходными логическими предпосылками) построения как общей «теории познания» существующих форм связи между явлениями сна и памяти, так и более частного случая её применения на деле – определённым своим образом описываемого характера взаимоотношения (основанного на «принципе  когерентности» или же релевантности) между такими двумя отдельно взятыми формами деятельности памяти, какими являются здесь действие запоминания «во сне» того или иного вида «содержания сновидения» и действие его воспоминания после пробуждения.

  1. Примером одного из таких отдельных критических замечаний (следующих общему направлению логики проводимой здесь критики «понятия запоминания сна»), высказанных Малкольмом по поводу возможности вынесения нашим сознанием суждений об «истинности» или «ложности» своих воспоминаний об опыте «переживания» сна, является следующий афоризм американского философа: «Его соответствующее воспоминание [apparent recollection], не важно, насколько яркое, о некотором переживании, предположительно имевшем место во время его сна [of some experience supposedly occurring during in sleep], не может быть верифицировано. Истинно это воспоминание или ложно – теоретически неразрешимо» (Н. Малкольм, Состояние сна, с. 43).
  2. Примером же того, что феномен «воспоминания» сна всё-таки может не только являться в бытии человеческой жизни и деятельности сознания более или менее надёжным для него свидетельством, но и, более того, само служить (в определённом смысле этого слова) – «критерием» сновидения (разумеется, пройдя процедуру своей собственной проверки и критики по признакам: отсутствия в данном нам образе «воспоминания» элемента «выдумки» нашего воображения; определения «подлинности впечатления» его вызвавшего; способности «дифференцировать» последнее от «истинного или ложного» опыта памяти; и, наконец, насколько данное «воспоминание» соответствует содержанию всего опыта нашей прошлой жизни в целом, происходившей «до сна» или видевшейся «во сне»), будет следующее высказывание Малкольма: «Если мы чему и должны научиться, так это принимать повествования о снах определенным образом [is to take an after-sleep narration in a certain way]: пытаясь выяснить, является ли оно выдумкой [invention] или идет от подлинного впечатления [a genuine impression]; дифференцируя это ощущение от истинного или ложного воспоминания о событиях [from a true or false recollection of events], происшедших до того, как человек заснул [occurred before the person slept], или в то время, как он спал (что было наглядно видно) [or while he (ostenibly) slept]…» (там же, с. 81).
  3. И, прежде всего, это будут те самые логические схемы критической аргументации Малкольма, которые были им наиболее основательным своим образом (на протяжении нескольких глав его книги) разработаны, прежде всего и главным своим образом, – в отношении способности «суждения во сне» и которые теперь уже могут «с соответствующими изменениями» быть перенесены и в целом «приложены» ко всем без исключения «психологическим феноменам» человеческого сознания (см. там же, с. 47), разумеется, включая сюда и феномен «запоминания сна».
  4. Причём в данном отношении мы можем рассматривать всего только одно возможное здесь «состояние сна» – «со сновидениями». Возможность рассмотрения другого вида «состояния сна» – сна «глубокого» (sound asleep), как состояния полного забвения, совершенного беспамятства образа человеческого бытия и деятельности сознания, мы здесь по понятным причинам опускаем. – Так как данное состояние, по определению своему, имеет место быть тогда, когда сознание спящего оказывается полностью лишённым: прежде всего, самой способности что-либо по своему содержанию предметно-определённое помнить; а значит, в свою очередь, и существа самого «предмета» памяти; и, в конечном счёте (как уже следствие), возможности производить над ним какие-либо формы своей «мнемонической» деятельности.