О трёх мерах глубины феномена сна

3.2.04.03
С другой стороны, определять направление поиска всех этих искомых нами здесь и устанавливаемых в рамках «первого подхода» (условно названного подходом «онтическим») мер глубины исследуемого нами феномена сна, – как впрочем и определённым своим образом сопоставляемых с ними или же полностью противопоставляемых им форм измерений поверхности его явления, – мы можем не только в отношении существа самого измеряемого нами в данном отношении «предмета» своего исследования или нашего собственного о нём «представления», но также ещё и в отношении существа самого их измеряющего – существа «нас самих» тем или иным образом своего бытия или способом нашего его мышления и познания способных вносить и выносить меру «глубокости» или «поверхностности» своего собственного отношения к тому, что собственно может здесь нами мыслиться и познаваться.

В предыдущем разделе при проведённом нами там способе описания характера двойственности отношений между такими двумя сторонами явления сна, как данный нам «предмет» его познания и имеющееся у нас «представление» о нём нашего сознания, мы остановились на определении сути этих самых отношений как отношений в собственном смысле этого слова «двухмерных» и в чистом своём виде «пространственных», а также на допущении возможности дополнения этой самой по существу своему поверхностно-плоской «картины», таким образом нами представленной двухмерно-пространственной структуры описания сути всех рассматриваемых в данном отношении явлений – ещё одним их третьим измерением.

А именно – остановились на допущении возможности или уже вполне назревшей необходимости придания этой самой общей «картине» нашего описания сущности явления и образа действия феномена сна в бытии человеческой жизни и деятельности сознания (включая сюда деятельность нашего собственного познания и мышления сути этого самого феномена) мер полноты их собственного исторического «объёма» – и в целом структурно-временных форм измерения «глубины» существа всех описываемых здесь явлений.

Для того, чтобы можно было наиболее ясным и вполне отчётливым для себя образом понимать суть этого самого нововведённого в отношении всех рассматриваемых нами здесь форм явления сна и существующих способов нашего их описания существа некоего третьего их измерения – измерения «объёма» происходящей в их отношении друг к другу («сна» и его «описания») истории или «глубины» самого проистекающего в данном отношении времени, а также проводимого принципа отличия последнего от представленной выше первой формы измерения – двухмерной «плоскости» образования пространства двойственных форм отношений между всеми описываемыми явлениями, нам необходимо будет дать обоим этим формам измерений по возможности предельно простое определение их общего смысла.

Такой предельно ясный, «интуитивно простой» смысл определения сути этих самых двух форм измерений «пространства» и «времени» феноменально данного нам образа мира и бытия, предметов и представлений нашего сознания мы можем найти у философа Мераба Мамардашвили в прочитанном им в 1981 г. в Московском государственном университете курсе лекций посвящённых философии Декарта:

Ведь что такое время, если дать ему самое примитивное, хотя и интуитивно простое и ясное определение? Время – это отличие предмета от самого себя. А пространство? Это отличие предмета от другого предмета без введения различении – каковы предметы, какие у них стороны и т. д. Различение в пространстве есть различение одного предмета от другого. И если мы себя различаем в пространстве, то тогда в себе же различаем и разные предметы. А отличие себя от самого себя есть время.¹

Такое определение смысла понятий «пространства» и «времени» в полной мере нас устраивает не только потому, что оно достаточно хорошо вписывается в представленную нами выше формулу описания сути «онтических» отношений, как отношений по существу своего явления сугубо двойственных, а с точки зрения определения мер «пространственности» образования или «временности» происхождения этих самых отношений в бытии и мире – исходно двухмерных форм отношений:

«Пространство» определяется здесь как мера отличия «предмета от другого предмета»; или добавим – характера представленной здесь формы отношения и самой сути проводимого различия (различия в чистом своём виде «внешнего» или «онтического») никоим своим образом не меняет – мера отличия «представления от другого представления»; включая сюда и меру отличия «представления» от своего или какого-то другого для себя «предмета».

А «время» – как мера отличия «предмета от самого себя»; или, соответственно, мера отличия «представления от самого себя».

(Если, конечно, мы будем понимать эту самую структурно-временную меру отличия «предмета» или «представления» от «самого себя» как какого-то по своему виду или образу бытия уже «другого», а не как «всё ещё» или пока ещё «того же самого». Иначе, в последнем случае мы переходим к другой форме отличия – а именно к различию «внутреннему» или «онтологическому» в определённом смысле этого понятия [см.➥3.2.01.19,прим.2].)

Но также ещё и тем, что в данном определении угадывается и существо совсем другого рода форм отношений (т.е. уже никоим своим образом не вмещающихся в рамки образования одной только формы «онтических» отношений) и устанавливаемого в данном отношении принципа их различия.

А именно – принципа различия в собственном смысле этого слова «внутреннего», а форм отношений в определённом смысле этого понятия «онтически-онтологических» или же в чистом своем виде «онтологических».

Это когда при определении такой сути измерения «пространства» рассматриваемого здесь вида отношений речь философа начинает идти о том, что мы в данной форме отношений в первую свою очередь – и прежде этих самых отличаемых одно от другого «предметов» или их «представлений» – сами же «себя различаем в пространстве» и уже потом, только «тогда в себе же различаем и разные предметы».²

А когда определяется суть измерения «времени» подобного рода форм отношений, тогда проводится различие не только «предмета» или «представления» от «самого себя» – как существа самого этого представляемого здесь «предмета» или созерцаемого по отношению к нему «представления».

Но и также ещё производится «отличие себя от самого себя» – как существа этот самый «предмет» представляющего, своё собственное о нём «представление» созерцающего и в целом «самого себя» как собственно «представителя» существа такого рода предметно-представляющего сознания сознающего.³

И именно в отношении определения возможности проведения этой последней формы отличия сознания «себя от самого себя» во времени – а, точнее, в отношении определения характера не-возможности, в полной или относительной своей мере не-способности существа познающего сознания (и вообще в той или иной мере сознающего «себя» познания) производить данную форму отличия в проводимом им виде исследования (в нашем случае исследования феномена сна) тех или иных предметов его познания не только от своих же собственных о них представлений (идей, знаний, понятий, суждений, определений), но и также ещё и от существа «самого себя», как всё это так или иначе познающего и в целом в качестве «таковых» сознающего – Мераб Константинович Мамардашвили собственно и вводил понятие «второго экрана» сознания.⁴

Определяя суть последнего, в противоположность приведённой им выше формулировке определения феномена времени в его «чистом виде» или «интуитивно простом» смысле нашего его понимания – не как установленную в данном отношении меру отличия «себя от самого себя», но, наоборот, как определённого рода форму «сращения» сознания:

совмещение себя с самим собой в некоторой длительности во времени, в последовательности, в которой что-то невосстановимо теряется в нас самих (там же).

Причём в основу данного определения феномена образования «второго экрана» сознания философ, как и в проводимом им определении «первого экрана» сращения сознания с «предметом» или «причиной» его обусловливающей, полагает всё тот же принцип образования предметно-представленного «совмещения» сознания с тем самым представлением существа «самого себя», что ему «предметно» в этом самом его представлении времени дано или что оно в качестве «предмета» своего собственного изменения «во времени» самому себе или собой самим же и представляет.

Существом же такого рода лежащего в основе всех этих происходящих форм «совмещения» сознания «себя с самим собой различными» и собственно «длящегося во времени» предмета «предполагается» не что иное, как его собственное же представление о существовании некоего своего эмпирического или же чисто психологического (раз уж речь здесь идёт о существе собственно длящегося во времени и вообще способного изменяться в своём представлении о себе сознания) «я».

Но мы совмещаем себя с самими собой различными в предположении, что есть некий предмет, в данном случае «я», длящийся во времени (где время есть изменение этого предмета) (там же).

Но тогда, в таком случае нашего рассмотрения сути образования подобного рода «второго экрана» сознания, существо которого может приходить на смену, производиться взамен и вообще существовать вместо «первого экрана», – а то и вовсе каким-то образом вместе с ним «складываться» в нечто одно, формировать некий двойной экран сознания, тем или иным образом накладывающий друг на друга или подкладывающий одно под другое эти оба свои отражения: представление о «предмете» как «причине» себя и о существе «самого себя» как о предметно-представленном «я» – получается, что не смотря даже на то, что мы хотя и попытались ввести в основу исследуемых нами явлений и их отношений друг к другу возможность третьего дополнительного измерения «времени», всё равно не добились того, что собственно здесь и искали.

А именно – основы раскрытия полномерно трёхмерной картины описания сути исследуемых явлений и источника открытия искомого нами в данном отношении измерения их подлинной «глубины».

Не добились этого также ещё и потому, что как и в случае проведённого нами рассмотрения двухмерной картины образования по свой сути чисто пространственных форм отношений между самого разного рода предметами или представлениями нашего познания, так и в случае образования такого же рода двухмерной картины происхождения сугубо временных форм отношений нашего сознания к такого же рода предметно-представляющемуся им «предмету» своего познания, как его же собственное представление о своём эмпирическом или психологическом «я»⁵ – мы остались в рамках описания никакого иного, как всё того же онтического подхода, в пределах существования тех же самых чисто двойственных или сугубо раздвоенных форм отношений сущего и бытия, познаваемых нами вещей мира или событий жизни, предметов и представлений нашего познающего всё это сознания.

***

Один из таких конкретных примеров описания сути того, каким собственно образом в бытии человека и деятельности сознания (и в частности деятельности его предметно-научного познания) воплощается существо такого рода чисто «онтического» подхода в производимых им формах познания мира и бытия – и в целом формируется «двухмерная» картина его собственного видения и понимания всего того, что может им здесь познаваться, опять же нам даёт философ Мамардашвили, правда в другом своём лекционном курсе, выступающем под названием «Психологическая топология пути» и прочитанном им в период с 1984 по 1985 годы в Тбилисском государственном университете.

Разбирая в данном отношении те методы научного познания, которые засильствуют в современной науке психологии и в частности науке психо-физиологии, лежащей в основе всех претендующих сегодня на подлинно истинную или (что здесь считается по сути своей одним и тем же) объективно-научную значимость своих исследований природы человеческой «души» и существующих форм жизнедеятельности всего телесно-психического организма в целом, философ также ведёт речь о характере преобладания в данных науках такого же рода поверхностно-плоской, по сути своей сугубо двухмерной картины описания существа исследуемых ими предметов и явлений, а также существенного недоставания этому (и любому другому ему подобному) способу описания существа уже совсем другого рода по отношению к нему – третьего измерения.

Измерения – способного придать данному виду описания некоторый «дополнительный» для него (исходно ему недостающий) «исторический объём» и в целом задать собой определённый вектор если уже не в чистом своём виде и собственном смысле этого слова «психологического», то по крайней мере и в определённом смысле этого слова «онтологического» (или в совершенно особом и специальном смысле употребления этого термина «онтически-онтологического») – измерения «глубины» нашего же собственного понимания сути описываемых здесь явлений.

Под существом же образования «двухмерной» картины или как она ещё здесь называется «предметной картинки» описания сути всех исследуемых здесь психологических явлений жизни и деятельности человеческого сознания философ разумеет по сути своей ту же самую уже достаточно хорошо показанную нами выше структуру образования и действия двойственных форм отношений между «предметом» данного вида познания и «представлением» о нём сознания.  

Первым измерением в таким образом представленной здесь структуре двухмерных форм отношений будет является то измерение, в котором собственно и существуют все наблюдаемые нами в мире «предметы» и их явления.

Им будет являться в собственном смысле этого слова «предметное» или «вещественное» измерение самого этого феноменально нам на вид данного и чувственно-воспринимаемого нами «мира», которое можно в целом рассматривать как одно измерение, способное включать в себя все три известные нам формы физического измерения «пространства» образа нашего мира:

Предметы, вещи имеют три измерения, но в данном случае нас это не интересует, можно все это считать одним измерением – вещественным, предметным измерением мира.⁶

Вторым измерением будет являться «его» – то есть существа первого предметно-вещественного измерения – «отражение в сознании: образы, представления, качества людей, которые существуют в измерении сознания» (там же).

Эта самая двухмерная форма образования всех попадающих в поле «психологического» или «психо-физиологического» и вообще какого угодно ещё предметно-научного исследования «предметов» познания, позволяющая нам рассматривать их равным образом с двух возможных здесь сторон своего явления – со стороны явления собственно самого предмета познания и со стороны явления «отражённого» в сознании «образа» нашего собственного о нём представления – по сути своей и составляет собой основу происхождения и способ существования феноменальной поверхности (и в целом любого рода поверхностно-образующей структуры нашего сознания) существа любого исследуемого нами в данном отношении предмета или явления, вещи или события, факта или феномена.

Причём совершенно без разницы: какой именно факт или феномен нам будет здесь исходно дан для своего познания, какую собственно из двух сторон его явления или аспектов нашего их рассмотрения мы в данном случае взяли в качестве «отправного пункта» и вообще выбрали в виде «основного предмета» нашего исследования – физический или психический, эмпирический или психологический, биологический или социальный, лингвистический или прагматический, и т.д. и т.п.

И та и другая сторона явления или аспект рассмотрения всех этих познаваемых нами здесь феноменов и фактов феноменального данного нам образа мира и бытия – как раз благодаря представленной структуре их общего «двухмерного», по существу своему поверхностно-плоского образования (лишённого подобно плоскости феномена «зеркального отражения» какого-либо своего третьего измерения, способного придавать отражаемому им предмету или отражающемуся в нём образу меру его собственной «глубины» или «внутреннего» объёма), а также характеру чисто двойственных, «взаимно отражающих» друг друга форм отношений⁷ – оказываются в совершенно равной и полной своей мере взаимо-связанными, в целом взаимо-зависимыми и в конечном счёте взаимо-заменимыми одно в отношении другого «предметами» познания или «представлениями» о них нашего сознания.

В свою очередь, такая двухмерная структура образования форм взаимности отношений между существом явления самого предмета научного познания и определённым своим «предметно-научным» образом складывающегося о нём «в уме» самого учёного представления – собственно и составляет собой основу содержания данного вида знания и позволяет выделить в нём некоторые присущие этому способу познания его отличительные признаки.

Мамардашвили, разбирая конкретные примеры применения методов подобного рода способа познания в современной науке психологии (в данном случае рассматриваются примеры «психофизического анализа» феноменов зрительного восприятия и акустического восприятия звука), определяет следующие три наиболее тесным своим образом взаимосвязанные между собой (по сути своей логически выводящихся один из другого) его признака.

Во-первых, содержание предмета данного вида научного познания берётся и рассматривается, определяется и описывается в одних только своих «общих значениях» или «общих элементах», то есть заранее лишая существо исследуемого здесь феномена каких-либо признаков его «индивидуальности», элиминируя присущий ему характер уникальности своего существования в мире или способа нашего «переживания» его в бытии своей жизни:

Психофизический анализ наших состояний сводит некое состояние к некоторым общим элементам, то есть элементам, которые могут быть в любой другой ситуации (там же с. 609).

Во-вторых, в отношении определённым своим предметно-содержательным образом здесь выделенной и окончательно отделённой от всего прочего (т.е. от всего того, что можно здесь считать уникальным или «индивидуальным», единственным и единичным, простым и неделимым на части «элементом» знания, «в целом» неразложимым ни на какие другие элементы, а потому и в принципе «неанализируемым» в данном виде познания) области «общих значений» или «общих элементов» в определении состава «содержания» данного вида знания – собственно вводится и сам принцип его «анализируемости».

«Логически» наиболее последовательным для себя образом проводится операция в собственном смысле этого понятия предметно-научного анализа существа данного «предмета» познания или имеющегося в его отношении «представления» (образа, идеи, понятия, концепта, гипотезы, теории и т.п.).

И этот самый полагающий возможность произведения любого вида научного знания, по своей сути основополагающий для него – принцип «анализируемости» самого предмета научного познания или нашего собственного о нём «предметно-научного» представления Мамардашвили определяет следующим образом:

анализируемость означает разложение на части и сведение чего-то к каким-то другим частям, не содержащимся в объясняемой или анализируемой части (например, некое психическое состояние мы анализируем в том смысле, что объясняем его физическим воздействием некоего объекта в мире) (там же с. 608).

И, в-третьих, весь этот процесс познания происходит под знаком нереальности или «ирреальности» существования как, с одной стороны своего явления, существа самого этого подвергающегося методу своего предметно-научного анализа предмета познания (в данном случае предметом анализа предстаёт «психологический феномен», анализируется определённый вид «психического состояния» человеческого сознания), так и, с другой стороны, формирующегося в его отношении представления о нём существа его познающего – и, в конечном счёте, «ирреальности» его представления о «самом себе» или даже нереальности его самого как собственно познающего.

Далее Мамардашвили уже на конкретном примере рассмотрения феномена зрительного восприятия вазы показывает и то, к каким своим парадоксальным выводам приводят подобного рода попытки его «научного объяснения», основанного на принципе психофизического деления существа этого феномена на физическую причину отражения лучей света от поверхности вазы и такое её психическое следствие – как возникновение «отражённого» образа видения вазы «в глазу» или представления о ней «в голове» того, кто её видит.

Если мое состояние целиком разложимо на воздействие внешних причин, которые его вызвали, то оно, как ни странно, будет ирреальным фантомом, неким дублем или психологической “пришлепкой” к реальным вещам, каковыми являются физические процессы (например, то, что происходит в этой вазе, и отражение света на ее поверхности), игра которых вызвала во мне некое состояние; само же это состояние анализируемо и ирреально (там же с. 609).

При этом философ особым своим образом настаивает на утверждении «ирреальности» существования не только существа всех этих ставших предметом такого рода и подобных ему научных познаний «психических состояний» сознания,⁸ но и существа самого их испытывающего и сознающего, таким образом своего предметно-научного представления их себе представляющего и познающего.

В целях иллюстрации такой по своему смыслу и без того достаточно смелой и вызывающей мысли (дающей вызов всему этому способу «психофизического» описания феномена зрительного восприятия и в целом любых других «психологических феноменов» человеческого сознания) Мамардашвили приводит один заслуживающий нашего внимания парадокс, к которому способна прийти подобная «двухмерная» картина познания и в чистом своём виде двойственная, а значит и в полном смысле этого слова взаимо-обратная форма отношений «вещи» и «образа» её отражения в такого рода «зеркале познания»  – предмета и представления самого этого зеркально-отражающего их друг в отношении друга сознания:

Если бы материальные вещи, воздействующие на нас, могли бы видеть сны, то я был бы сновидением в головах этих материальных вещей, которые действуют на мою психику и сознание (там же с. 610).⁹        

Поэтому в том числе и в целях решения указанной проблемы «нереальности» существования двухмерной картины мира и образа нашего бытия в нём Мераб Мамардашвили считает философски необходимой мерой введение в основу нашего его познания ещё одного – по существу своему дополнительного к этим двум – третьего измерения (измерение, «которое мы условно назовем объемом», а мы в свою очередь, следуя мысли философа, также пока только в чисто условном значении и относительной мере будет называть измерением некоторого рода «глубины»):

это скрытое измерение исторического элемента, наработанного или не наработанного нами, скрытое измерение некоего движения нашего труда; без этого объема все, что есть на поверхности, и все, что сопоставимо в двух измерениях, не может быть понято (там же с. 606).

Это есть то самое «скрытое» от глаз, не обнаруживаемое на «поверхности» двухмерного способа описания существа исследуемых здесь явлений измерение, с помощью которого предмету познания возвращается (правда, уже только в качестве своего «дополнительного» измерения, восполняющего себя «доопределения») его исходная «индивидуальность»; в сам процесс его познания (или мышления) – элемент «неанализируемости»; а существу самому познающему – утраченная им «реальность» (если и не сама обретаемая на этом пути познания «истинность»¹⁰) его отношения к предмету своего познания.

Всё это становится возможным только благодаря тому, что в данный вид предметно-познавательного или психологически-описательного отношения между существом познающим и познаваемым, и в частности – в отношение между предметом познания и представлением о нём сознания, вводится элемент «истории» и в целом структурно-временная форма измерения существа всех – происходящих «внутри», не видимых на поверхности образования форм этих самых предметно-представляющих(ся) отношений, уходящих далеко в «глубь времён», в своё далёкое «историческое прошлое» – изменений.

А заключается этот самый «исторический элемент» в том, что не только предмет познания или образ нашего о нём представления, не только образующаяся здесь форма их взаимного отношения друг к другу, но и прежде всего и главным своим образом мы сами или наши души – как существа всё это познающие не стоят и никогда не стояли на месте.

Все они предполагают историю своего происхождения. Проходят пути своего исторического развития в бытии человеческой жизни и становления мира.

Имеют в основе данного им образа бытия и мира свой «прошлый» (в т.ч. и в значении своего прошлого-настоящего): как отрицательный, так и положительный, наработанный или недоработанный, реализованный или не-(до)реализованный, сознательный и не-осознанный – исторический опыт.

Именно этот исторический опыт не только задаёт основу нашего понимания сути всех познаваемых нами явлений или переживаемых событий, но и в целом создаёт условие самой их реализации в бытии нашей жизни.

Поэтому этот самый творящий «историю» и производящийся «временем» бытия нашей собственной жизни опыт не есть и вообще не может быть одной только формой «физического» или же тесно с ним связанной (причинно-следственной связью по всё тому же принципу психо-физического взаимодействия) формой «психического» опыта (в смысле этого самого простого «натур-» физического или психического, натуралистически «наивного» и материалистически «грубого» эмпиризма).

Но вполне может быть в собственном или совершенно особом смысле этого слова (например в том смысле, в каком у Мамардашвили идет речь о существе происхождения в бытии человека и жизни его души некоего особого рода измерений «психологической топологии пути») психологическим – как опыт жизни и деятельности и в целом способ бытия нашей собственной или собственно самой «души» как таковой (а не каких-то там с психофизиологической точки зрения чисто реактивных форм движений «психики», проявлений тех или иных «психических состояний» человеческого организма или ментально-психологических «качеств» людей: «злой или глупый (или умный, или добрый)» и пр., см. прим. 7).

И значит в той или иной мере своего бытия он будет являться опытом сознательным (существо «самого себя» осознающим), а также ещё вместе с тем и в той же самой своей мере (в какой он будет являться опытом сознательно-психологическим) – опытом в определённом смысле этого понятия «онтологическим».

Это есть опыт «включения» в описанный выше механизм взаимоотношения между собой двух первых форм измерения данного нам образа бытия и мира существа такого дополнительного по отношению к ним измерения (измерения «доопределяющего» собой всё то, что не может быть в полной своей мере измерено и определено в плоскости двухмерной картины мира), по своему бытию неделимого, на отдельные части неразложимого (в целом «неанализируемого») «элемента» познания, каким являемся «мы сами» – как существа собственно познающие, наделённые своим собственным (самое себя осознающим) сознанием и присущим себе способом понимания – как существа обладающие способностью искать и находить, выбирать и проходить свой собственный «путь» познания.

И только это «третье» дополнительное к первым двум измерениям – «измерение понимания и сознания, частично ушедшее в совершившиеся акты первовместимости» (см. там же с. 613), оказывается способным внести в «плоскость» рассматриваемой нами формы взаимного отношения существа предмета познания и образа нашего о нём представления некоторый зазор, произвести сдвиг – раздвинуть границы «пространства» их двухмерной ограниченности.

Измерение – именно в этом смысле способное наделить существо тем или иным способом познаваемого, одним или другим образом мыслимого и в целом так или иначе «понимаемого» нами феномена (в нашем случае определённым образом мыслимого, познаваемого и понимаемого феномена сна) недостающей ему здесь мерой исторического «объёма» или его «источной», исходно-временной «глубины» – в происхождении «времени» или произведении «истории» бытия жизни и деятельности «нас самих» как собственно его познающих и мыслящих или нашей собственной сознающей «себя» в качестве таковой «души».

Тем самым придавая такого рода «историческому» измерению бытия жизни и деятельности существа человека или его собственной «души» – «за тем, что мне казалось качеством»¹¹ – некоторое лишённое форм какой бы то ни было статики и вообще не поддающееся никакой статистике своих «общих значений» или средне-статистических данных: «наращенное динамическое содержание – содержание опыта, проделанного или не проделанного» им или же мной самим (там же с. 615).

И в целом задавая в этом самом измерении бытия человеческого образа жизни и деятельности «души» – по источнику или самой «природе» своего происхождения совершенно другую (феноменально или, если угодно, «фундаментально» отличную от более статичных, лишённых своего подлинного «динамического содержания», «двухмерных», пространственно-размерных структур сознания) – «трёхмерную» пространственно-временную структуру «прохождения» определённого рода топологии пути со всеми возможными его:

Как взлётами, так и падениями, скачками и остановками, уходами и возвращениями, блужданиями и колебаниями, заблуждениями и «отклонениями»:

а раз были пути, значит, могли быть и отклонения (там же с. 616).

1. См. Мераб Мамардашвили, Картезианские размышления, Размышление восьмое, с. 81.
2. И уже такой принцип различия в существе образуемых здесь форм пространственных отношений можно будет определять как принцип различия и форму образования в определённом смысле этого слова «топологических» отношений (и в этом смысле своего определения не совпадающих с определением отношений в собственном смысле этого слова «пространственных», которые есть в чистом своём виде: отношения отличия «одного предмета от другого»): как совершенно особого рода форм измерения пространства бытия отношений существа человека (его сознания, души или ума) к самому себе – и уже только на основе этого измерения к любому другому для него виду или роду сущего и в целом к данному ему образу мира и бытия.
   Это же самое измерение образа пространства-бытия человеческих отношений «самого к себе» и всему для себя «другому» (другому объекту или субъекту как «предмету» данных отношений) вкупе с такого же рода, представленным нами ниже, измерением образа бытия-времени образуют вместе полную и целую, саму по себе единую и неделимую на два образа бытия – «недвойственную» форму их темпорально-топологического измерения, которая собственно и определяет возможность нахождения человеком своего собственного места (топоса) в мире, а также совершения и завершения им целого «круга» или полного «цикла» времени его жизни: прохождения им от начала и до конца и в целом «исполнения» (в полноте своего «испытания») всей этой предназначенной ему данным образом времени, жизни и бытия – исторической хронологии и в собственном «онтологическом» или особом «психологическом» смысле этого слова топологии пути (см. одноимённое название курса лекций М. Мамардашвили «Психологическая топология пути»).
3. То есть это когда в такого рода измерение «времени», как впрочем равным своим образом и в подобного рода измерение «пространства», наряду с двумя первым по своей сути двухмерными формами отличиями: отличия «предмета» от «другого предмета» при рассмотрении отношений в чистом своём виде пространственных или же отличия «предмета» от «самого себя» при рассмотрении отношений в чистом своём виде временных – вводится совершенно другого рода форма пространственно-временного или в определённом смысле этого понятия «темпорально-топологического» (см. прим. 2) отличия и тех и других от существа уже «нас самих», как тех, собственно кто все эти различия проводит и устанавливает. И таким образом производится трёхмерная картина описания рассматриваемых отношений.
4. В его отличии от данного им определения того же самого «первого экрана» сознания [➥3.2.04.02,прим.3], существо которого мы здесь уже рассматривать не будем. Вполне достаточно будет сослаться на то, что было уже сказано по этому поводу в другом месте наших исследований [➥3.2.01.03(***)], а также проведённого в предыдущем разделе описания характера отношений друг к другу таких двух сторон феномена «зеркального отражения», как существо отражаемого им «предмета» и отражающегося в нём «образа».
5. Где собственно самое это «время» или наше собственное представление времени есть «изменение этого предмета» или время изменения «представлений» нашего сознания о своём «я», а не указанная выше мера его «отличия себя от самого себя». Включая в последнее, прежде всего прочего, «отличие себя» от любого «предмета» своего познания или собственного о нём «представления» – и не исключая из этой формы отличия и такой предмет сознания как представление его о своём «я».
6. См. М.К. Мамардашвили, Психологическая топология пути, Лек. 21, с. 606, Москва, изд. АСТ, 2016.
7. «Друг друга отражают зеркала,» – и при этом в «процессе» формирования такого рода феноменально двухмерной и поверхностно плоской «предметной картинки» и в целом предметно-образно представляющей(ся) «картины» изображения существа подобного рода форм взаимо-отражательного образа действия одного «зеркала» другим вполне допускается и то, что отражают они друг друга – «взаимно искажая отраженья» [➥3.2.04.02(***)].
   И в связи именно с такой двухмерной картиной нашего понимания сути подобного рода взаимно отражающего и одновременно взаимно искажающего друг друга характера отношений между «предметами» или «вещами» познаваемого нами мира с одной стороны и «образами» или «представления» познающего (понимающего, мыслящего, сознающего) их сознания – с другой, собственно и становится возможной такая столь часто встречаемая в обиходе речь (в т.ч. в обиходе околонаучных или псевдонаучных разговоров и споров об «объективных» и «субъективных» критериях истинности или ложности тех или иных видов научного знания и присущих им способов понимания), когда например:
   Мы говорим: кто‑то чего‑то не понял – глупый, кто‑то понял – умный, то есть, с одной стороны, существуют вещи, которые мы наблюдаем, а с другой стороны, мы наблюдаем второе измерение – психические качества – и говорим, что то, что было в первом измерении – вещь, плохо отразилось во втором измерении, то есть в психике и в сознании, потому что человек глупый, не соображает; и, соответственно, злой, добрый – это все можно перечислять и дальше. Но это все не так… (см. там же).
   Это всё не так хотя бы уже потому, что когда мы так говорим: «человек сделал то‑то, потому что он злой или глупый (или умный, или добрый) – это опять те же самые предметные картины» (там же с. 614). Которые, в свою очередь, предполагают в отношении того, что именно мы посредством этих самых «предметных картин» (суть предметно-образных представлений о себе и мире) видим и собственно как их понимаем – наличие опять же только двух измерений, как то:
   что, с одной стороны, есть мир, в котором что‑то происходит, а с другой стороны – второе измерение нашего сознания, в котором мы устанавливаем или не устанавливаем то, что происходит в первом измерении. Если устанавливаем – умные, не устанавливаем – глупые. Люди не добры и не злы в этих измерениях (с. 615).
   А значит они – эти самые «люди» производящие подобного рода двухмерные картинки, существующие в их границах и живущие по их законам – и не могут быть ответственны за то, что они для себя «установили» или «не установили» в этой «предметной картине» явления мира или образа своего бытия; что или как они поняли или не поняли смысл всего происходящего здесь с ними; что они сделали или не сделали и вообще – как поступили согласно установленной ими мере своего понимания такого рода двухмерного и в целом раздвоенного на две «половины» образа мира и бытия.
   Для того чтобы можно было преодолеть существо этой самой непроходимой раздвоенности или неразрешимой двойственности отношений между двумя измерениями образа мира и бытия, чтобы стало возможным разорвать «порочный круг» объяснения (включая сюда и такой его вид как «научное объяснение») одного измерения другим – для начала необходимо попытаться открыть для себя «третье измерения» этого же самого образа мира и бытия. Чтобы можно было «понять что они делают» и вообще увидеть и понять что мы сами делаем – «на самом деле» необходимо дополнить эту самую по существу своего явления совершенно плоскую («пространственно-двухмерную» в определённом выше смысле этого понятия) «предметную картинку» нашего понимания мира и бытия недостающим ей третьим измерением «объёма» или мерой «глубины» свершаемой в этом образе мира и бытия «истории» – или совершаемого «времени» нами самими же (и никем уже больше другим, не какими-то «людьми») производимого «в мире» или в своём собственном образе бытия «движения» наших мыслей и чувств, познания и понимания, поступка и действия. Поэтому то и появляется нужда – и вообще становится для нас насущно необходимым:
   рассуждать не в терминах анализируемых качеств, а в терминах объемов и истории. Люди двигались в мире, и в этом движении лежит нечто, что объясняет, почему они так поняли или не поняли и почему они так поступили или не поступили (там же).
8. То есть познаний, основанных на проведении операций такого рода наиболее полного своего «психофизического анализа» этих самых психических состояний сознания и окончательного для них (вплоть до полного их нивелирования и исчезновения в качестве «таковых», в том числе и в качестве реально существующего «предмета» научного познания) сведения к рядам действия или последовательностям «воздействия» их обусловливающих физических причин.
   Есть десяток других, подобных же механизмов чувствительности, которые точно так же будут объясняться такого рода анализом: нервы того или иного человека рассматриваются с точки зрения общих значений этих явлений и объясняются в терминах некоего общего механизма. Что же значат тогда особые углубленные и проникновенные состояния… (…) (см. там же с. 610).
9. И в этом смысле несколько перефразируя эту формулу определяющую суть «ирреальности» подобного рода сугубо двойственной и в полной своей мере взаимо-обратной формы отношения предмета познания и представления о нём сознания, имеющей место быть в рамках представленной здесь «двухмерной» картины мира и бытия, которая в частности используется в известных нам предметно-научных методах познания и в целом в пределах разбираемого нами на этих страницах онтического подхода мышления сущего и бытия, но уже в примении к предмету нашего собственного исследования феномена сна, мы можем таким же может быть не менее парадоксальным образом заключить:
   Если бы мы, опираясь на такую же двухмерную картину описания сути взаимо-обратных форм отношений предмета нашего познания и образа нашего о нём представления в своём сознании, пытались мыслить феномен сна и сновидений в бытии своей жизни (включая в такую сугубо двойственную картину описания предмета и представления познания и рассматриваемый здесь принцип психофизического взаимодействия, на основании которого пытаются «научно» объяснить помимо всего прочего и характер взаимосвязи таких двух форм явления сна, как «состояние сна» и «сновидение»), то таким же образом действия обратного переворачивания этой самой формы отношений и в целом всей карины нашего его видения и понимания с одной стороны своего явления на другую – этим же самым «видящим нас» или уже каким-то совсем «другим» образом видимым нами сном мог бы оказаться не только сам этот предмет познания или представление о сне нашего сознания (т.е. предмет «познания сна» или же обратное ему представление существа некоторого рода «сна познания»), но и мы сами этот самый предмет или свое собственное о нём представление собственно познающие и представляющие.
10. Для возможности полного и окончательного для себя постижения на данном пути познания меры совершенства и полноты истинности этого вида знания или предельного достижения самой искомой здесь истины уже явно не будет доставать и существа его третьего измерения – и всей этой представленной здесь трёхмерной картины познания в целом. Будет явно недоставать (читай: не-доставать в-яви или на-яву) одной только этой «дополнительной» по отношению к сугубо «двухмерным», исходно-пространственным формам отношений существа познающего к предмету познания и в целом к производящемуся здесь виду знания – меры исторического «объёма» и в целом источно-временного (своим истоком уходящего в «глубь времён») измерения «глубины» происхождения этих самых форм отношений в бытии и времени.
    Здесь становится необходимым поиск и нахождение уже совсем другого рода измерения «глубины» данных форм отношений (познания, познаваемого и познающего): если и не в полной своей мере «дополнительного» по отношению к первым трём (в том смысле, в каком третье измерение дополняет и в целом «доопределяет» собой первых два) – их «четвёртого» измерения, то по крайней мере «исключительного» по отношению ко всем им «вместе взятым» – исходно «первого», перво-источного и из-начального.
    То самого исключительно первого (ни одно из первых двух измерений, ни тем более их дополняющее собой «третье» не являются перво-исходным, подлинно первым: «первым началом» или «началом начал») и совершенно полного (не нуждающегося ни в каком другом своём «дополнительном» измерении) измерения «глубины» рассматриваемых нами здесь форм отношений сущего и бытия, о котором мы можем говорить только в рамках третьего «онтологического похода» при осмыслении «подлинной» сути этих самых отношении и постижении самого «истинного» образа их бытия. И которое мы попытаемся там помыслить и каким-то мыслимым образом для себя истолковать в том числе и на примере разбора смысла всего одной платоновской фразы – βάθος παντάπασι γενναῖον: «глубина совершенно подлинная», благородная, родовая, родная, родственная, прирождённо нам близкая [➥3.2.04.19].
11. То есть за тем, что виделось или представлялось мне в «предметной картинке» двухмерного измерения образа мира и бытия каким-то статичным или в каком-то «общем значении», например, определённым своим «средне-статистическим» образом установленным – ментально-психическим «качеством» человека или «состоянием» его души.