3.2.02.03
Теперь, исходя из этого, может быть, по своему смыслу несколько специфичного определения понятия достоверности нашего опыта, попытаемся сформулировать принцип его действия применительно уже к рассмотрению всего одной, отдельно нами здесь взятой формы существования нашего предметно-чувственного опыта – применительно к определению нами существа явления и формы существования феномена человеческого зрения.

И в этом отношении можно было бы даже сказать, что введённый нами здесь принцип соответствия данной нам формы видения тех или иных предметов и явлений нашего опыта определённой форме знания того – что именно или каким образом мы всё это зрим и видим достигает здесь своего предельного значения.

Достигает своего предельного значения, в первую очередь, по сравнению со всеми возможными здесь другими формами явления нашего предметно-чувственного опыта, которые мы уже не относим в чистом виде к опыту нашего собственного видения, к чувству зрения как таковому.

В отношении которых рассматриваемый нами здесь принцип может реализовывать себя уже с определённой долей условности своего применения и относительности действия его в бытии человека.

 

***

Например, в отношении чувства осязания (находящегося на другом конце представляемой нами лестницы «развития» чувств) можно утверждать, что если мы будем рассматривать феномен действия своего телесно-осязательного контакта с тем или иным предметом – в его чистом виде (как чисто «гаптический» феномен)1, то есть полностью исключая участие в нём каких-либо других форм нашего чувственного восприятия и в особенности участие чувства зрения, то мы далеко не всегда будем способны достаточно ясным и отчётливым, а главное, вполне достоверным для себя образом опознавать сам предмет своего соприкосновения: узнавать «в лицо» существо явления той вещи (или лица), к которой прикасаемся мы сами или же той, которая здесь в свою очередь, а точнее сказать, в то же самое время (в момент совершения действия самого этого контакта) – «взаимно» прикасается к нам.

Ведь именно сам-то предмет как таковой в случае рассмотрения феномена совершения «чисто осязательного» акта нашего восприятия оказывается для нас менее всего здесь доступен и в целом определим.

Во-первых, потому что мы в момент совершения действия нашего касания к чему бы то ни было имеем здесь дело не с существом явления предмета своего касания – как таковым в целом (или хотя бы более или менее целой по своему существу формой явления его бытия или целым образом нашего о нём представления). Но всего лишь – с одной только стороной его явления: с одной его «сплошной», телесно-плотной, самой по себе непроницаемо-тёмной как для самого этого чувства касания, так и для всех других форм нашей чувственности – предметно-чувственной, телесно-осязательной поверхностью.

А, во-вторых, ещё и потому, что эта самая, казалось бы, по самому существу своего явления совершенно сплошная, непроницаемо-плотная, «внутри» себя феноменально неразличимая предметно-чувственная поверхность, как оказывается на первую же свою поверку, – в общем-то здесь не совсем одна и «в целом» не единственна (тем самым ставится под вопрос положение о единственности существа и вообще единстве бытия, а значит и о факте наличия здесь, о феномене присутствия в данном осязательном акте этого самого, самого по себе неделимого и целого «предмета» осязания [ср.➥3.2.02.08,прим.2]).

Она оказывается как бы «составленной» из двух – в момент совершения данного акта касания наиболее плотно прилегающих друг к другу, феноменально тесным образом своего бытия друг с другом со-прикасающихся (ἅπτεται),2 до полной своей неотличимости одна от другой – предметно «слипшихся» между собой поверхностей: поверхности тела «осязающего» и поверхности тела «осязаемого».3

Причём в этот самый момент совершения действия прикосновения их друг к дугу достоверным своим образом установить какая одна из двух этих феноменально данных нам здесь, непосредственно нами ощущаемых, осязаемых «на ощупь» предметно-чувственных поверхностей является поверхностью в собственном смысле «осязающей», а какая «осязаемой»: какая из них является той поверхностью, посредством которой мы самим прикасаемся к «предмету» своего касания, а какая, уже в свою очередь, «предметно» прикасается к нам; какая «первая» из них способна вызывать данное чувство касания, а какая на него отвечать; и, в целом, какая из этих двух сторон совершения данного акта касания является стороной собственно «действующей», а какая «страдающей» – становится в принципе невозможно.

«В принципе» – значит при условии соблюдения «чистоты» нашего рассмотрения существа явления и образа действия чувства касания как чисто «гаптического» феномена – так как он есть или вообще может быть «сам по себе»: то есть независимо от существующих связей с другими формами чувственности (чувство зрения, слуха, обоняния и др.) или иными, отличными от феномена чувственного восприятия, видами деятельности сознания (память, воображение, мышление, познание и т.п.).

Полной же чистоты и определённой степени «достоверности» своего рассмотрения сущности этого феномена мы можем добиться если допустим, что описываемый нами здесь принцип действия и способ существования подобного рода нашего чувства касания происходит с нами нигде иначе и ни в каком ином состоянии нашего бытия, как только – «во сне».

Когда в полной своей мере соблюдается условие прекращения действия «функционирования» всех остальных форм чувственности и видов деятельности сознания, кроме всего одного, единственно «оставшегося» здесь – самого этого чувства касания и действия его прикосновения с тем, с чем оно вообще здесь может вступить в контакт, до чего способно «дотянуться» и «дотронуться» своим собственным существом – а именно со-прикоснуться (ἅπτεται) с единственно возможным здесь для себя (ввиду отсутствия в такого рода предельно-исключительном состоянии человеческого бытия, каким по сути своей является «состояние сна» всех других «предметов» чувств и прочих «продуктов» деятельности сознания) – существом явления и образом бытия самого себя (ἑαυτῷ).4

  1. Название производно от др.-греческого термина ἁπτικός, «осязаемый». Если конечно подобного рода феномен «чистого осязания», – не смотря на то, что о нём в последнее время так много говорят и пишут современные философы, – в арсенале бытия собственно человеческих чувств вообще существует. То есть существует в качестве феномена абсолютного слепого осязания, совершенно глухого или немого, феноменально «косного» – чувства касания с предметом своего соприкосновения.
  2. См. наш разбор существа этого феномена, проведённый на основе анализа 26 фрагмента изречений Гераклита, дающего одно из первых в истории античности определений «понятия» глубокого (летаргического) сна [➥3.2.03.05.(***)].
  3. И первым принципом, определяющим собой собственно феноменологическое отличие существа явления и способа бытия чувства касания как собственно «гаптического» феномена от всех других форм чувственности человеческого бытия и деятельности сознания, будет являться принцип достижения им предела максимального сокращения или же полного упразднения в существующей форме взаимоотношения между существом воспринимающим и воспринимаемым (или в более узком философско-сенсуалистическом смысле определения характера этого взаимоотношения – между «предметом» чувств и «органом» его воспринимающим) – наличия отделяющей и в целом определённым предметно-чувственным образом своего бытия отличающей их друг от друга дистанции-границы, которая так или иначе присутствует во всех других видах действия феномена чувственного восприятия (и особенно в таких двух наиболее развитых его формах, какими являются чувство зрения и чувство слуха).
  4. См. уже разбиравшиеся нами в предыдущей главе смыслы обеих древних формул, определяющих собой основу происхождения и сам принцип действия в бытии человеческой жизни и деятельности его сознания данного вида «контакта» существа «человека» с существом явления и образом бытия «самого себя»: формулы ἅπτεται ἑαυτῷ Гераклита Эфесского [➥3.2.03.05.(***)] и формулы svam apiti Чхандогья-упанишады (в её толковании философом Шанкарой) [➥3.2.03.03.(***)].