3.2.02.06
В самой краткой форме своего определения мы бы сформулировали подобного рода правило «симметрии» взаимности отношения между собой или, выражаясь более определённо, принцип взаимного соответствия друг в отношении друга этих двух сторон происхождения нашего опыта следующим образом:

Мы знаем (и в целом способны узнать и познать) только то, что «всегда-уже-заранее» – видим.

(Или если мы попытаемся выделить – разумеется, насколько вообще здесь возможна операция подобного рода выделения – из данного нам образа видения того или иного предмета нашего опыта элемент действия в нём феномена нашего собственного воображения в широком смысле употребления этого понятия1, если попытаемся отделить от чисто зрительного опыта действия нашего зрения опыт в чистом своём виде «созерцательный», то тогда можно дополнить смысл первой формулировки смыслом второго её определения: знаем так – как мы это «себе» представляем.)

И, в точности наоборот, мы видим (и в целом способны разглядеть и увидеть) только то, что «всегда-уже-заранее» – знаем.

(Или если попытаться выделить из данной нам формы знания элемент самой его мысли2, если попытаться осуществить действие своего уже чисто рефлексивного различения всего того, что может в рассматриваемом нами предмете опыта представлять собой как чисто «эпистемологическую» составляющую происхождения деятельности нашего его познания, так и всего того, что в существе его явления может служить самим «онтологическим основанием» определения смысла бытия данного вида знания, то тогда к последней формуле можно добавить ещё и такую  дополнительную формулировку: мы видим так – как мы это «для себя» понимаем.)

  1. Например в таком смысле, в каком его мог мыслить и понимать Эдмунд Гуссерль (см. Э. Гуссерль, Картезианские размышления): способность или сама деятельность воображения – как эпистемологически необходимое условие образования и трансцендентально-феноменологическая основа происхождения не только всякого возможного опыта, но также ещё и наряду с ним (буквально «параллельным» курсом) основа формирования всего действительного опыта человеческого сознания; условие образования и основа происхождения – как всякого эмпирически данного нашему познанию, так и всего ему априорно пред-заданного (доопытно пред-явленного, дочувственно пред-виденного [προειδέναι] или «дообразно созерцаемого», см. там же, § 25) – опыта бытия. В начале второго картезианского размышления родоначальник нового философского течения «феноменологии как строгой науки» приводит следующие слова: «Учитывая, что ко всякому виду действительного опыта с его всеобщими переменными модусами — восприятием, ретенцией, воспоминанием и т.д. — принадлежит также соответствующая чистая фантазия — опыт-как-бы — с параллельными модусами (восприятие-как-бы, ретенция-как-бы, воспоминание-как-бы и т.д.), мы ожидаем также, что существует некая априорная наука, пребывающая в царстве чистой возможности (чистой представимости, вообразимости), которая судит не о каких-либо действительностях трансцендентального бытия, а, скорее, о его априорных возможностях, и тем самым одновременно предписывает действительностям априорные правила» (там же § 12). И мы можем полагать, что одним из предметов исследований такого рода «априорной науки» может стать также ещё и исследуемый нами феномен видения сна, существо явления которого по всем своим феноменологически-описательным характеристикам вполне может подпадать под все те перечисленные Гуссерлем в данной цитате признаки определения форм явления и способа существования в бытии человека «опыта-как-бы», а также вместе с ним (или на его трансцендентально-феноменологической основе) – феномена бытия «чистой фантазии» как таковой (или «чистого образа», как основного «предмета» действия нашего воображения).
  2. Или другими словами (см. рассуждение по этому поводу Аристотеля в последней главе «Второй аналитики» 99d 15—100d 15): если попытаться отделить в рассматриваемом нами здесь «предмете» (πρᾶγμα) своего «опыта» (ἐμπειρία) – «науку» (ἐπιστήμη) от «ума» (νοῦς). Установить принцип отличия существа всех приобретаемых нами в процессе своего познания форм «научного» знания (ἐπιστήμη, т.е. форм знания в собственном смысле этого слова «эпистемического») – с одной стороны, от существа самой имеющейся у нас, дающей «начало» любому виду нашей познавательной деятельности «способности познавания» (γνωρίζουσα ἕξις) и, с другой стороны (если это вообще не одно и то же), от существа также исходно данной нам способности «мышления» (διάνοιαν). Мышления – как принципа логического обоснования существа всего добываемого нами в процессе своей научно-познавательной деятельности «знания». Такого рода логического обоснования данного вида научного знания, какое только может производится посредством действия его научного доказательства (основным видом которого, по мысли Аристотеля, является метод «силлогическое доказательство») и всех используемых им здесь форм «доказывающего знания» (ἐπιστήμης ἀποδεικτικῆς). Последнее же есть такой род знания, который способен восходить в своей научно-доказательной деятельности к основе постижения им исходно беспредпосылочных и в целом научно-недоказуемых «первых непосредственных начал» (πρώτας ἀρχὰς τὰς ἀμέσους). Таким образом, речь здесь идёт о такого рода мышлении, которое по образу своего действия и способу бытия способно не только давать (задавать собой) «начало» (ἀρχὴ) существу совершаемого здесь вида деятельности научного познания, но и возвращать его к своим «первым началам» (πρώτας ἀρχὰς), возвращать ему самое его «начало науки» (ἐπιστήμης ἀρχή), а также ещё и возвращаться самому к «началу начал» (ἀρχὴ τῆς ἀρχῆς) – возвращать себя к самому производящему весь этот «процесс» своего познания и мышления «уму» (νοῦς). Так как если «не может быть науки о началах» и сама эта «наука не может быть началом науки» – но зато есть ум («нус», νοῦς), «который будет иметь своим предметом начала» – и который к тому же ещё «превосходил бы науку точностью» и «может быть истинне, чем наука» – то тогда «началом науки будет нус» – «И он будет началом начала».