3.2.01.07
Одним из первых опознавательных признаков, что этот самый факт явления сна или нашего его видения (в т.ч. в виде «сновидения») так или иначе всё-таки нам был дан, тем или иным образом для нас произошёл и вообще мог иметь «место» или «время» своего действия в бытии нашей жизни и деятельности сознания, как раз и будет представлять собой тот самый, хорошо всем нам известный, фактор его неопределённости, который всякий раз обнаруживает себя при нашей же первой попытке установить в отношении рассматриваемого нами явления сна его собственное «обстоятельство действия» – обстоятельство времени и места происхождения всего того, что нам предстояло увидеть и испытать «во сне», вспомнить и пережить «как сон»:
На протяжении всего этого времени действия сна или нашего его видения и в целом действия «переживания» всего того, что мы могли бы здесь видеть, воспринимать, помнить, понимать, опознавать и вообще сознавать как действие сна – ровно до тех пор, покуда такого рода действие нашего видения и переживания сна продолжает для нас длиться, нас всегда будет сопровождать некое смутное чувство, для нас самих до конца так и неопределимое, но само по себе достаточно устойчивое (непроходимое, неотступное, навязчивое) впечатление – что «всё это» мы когда-то уже1 или где-то ещё2 видели и переживали в бытии своей жизни.
И мы никогда в точности, со всей своей определённостью не будем знать, а может быть и вовсе никогда в «этой» своей жизни (или, по крайней мере, в то самое время действия продолжения нашей жизни, когда мы в ней спим) и «данном» нам мире – так и не узнаем (до конца для себя не вспомним, не поймём, не осознаем): в какое именно своё прошлое время или в каком своём другом месте мы могли впервые увидеть и пережить всё то, что нам может здесь являться и видеться под тем или иным образом действия сна или видом сновидения.
***
Нечто подобное представленному нами здесь «фактору неопределённости», каждый свой раз возникающему при нашей первой встрече с феноменом сна, когда мы безуспешным для себя образом пытаемся установить подлинный источник происхождения представшего нам на вид «образа» его видения (способного представиться нам в форме явления и образом действия нашего обычного «сновидения» или же самого простого своего ночного или дневного, видимого во сне или наяву «видения») и испытанного в связи с этим характера нашего его переживания, мы можем найти в одном из диалогов Платона.
В диалоге Теэтет описывается похожий случай возникновения ситуации подобного рода неопределённости, когда его участники начинают говорить, казалось бы, об одном и том же, имевшем место быть в их жизни событии, но никак не могут для себя определить «обстоятельство действия» этого события: когда и где оно было; с чем могло быть связано и что его сопровождало; кто в нём принимал участие; происходило ли оно во сне или наяву; и вообще могло ли оно когда-либо или где-либо быть в их собственной жизни.
В данном случае речь здесь идёт о каком-то самом по себе довольно-таки странном событии передачи двум участникам разговора (каждому по отдельности или обоим разом) некого достаточно важного для обсуждаемой темы их диалога «анонимного» сообщения – сообщения не только неизвестно от кого услышанного, но и вообще непонятно откуда взявшегося.
События передачи сообщения – не только в «своё время» неизвестно когда или где происшедшего, а также какое-то время спустя уже успевшего позабыться (ἐπελελήσμην), – но и к тому же ещё на настоящий момент времени вновь напоминающего, по сути своей, заново заявляющего о себе – причём опять же совершенно неопределённым своим, совсем непонятным для нас образом как: или в форме явления какого-то фантастического видения, или смутного воспоминания, или неожиданно приходящей в голову мысли, или в форме явления совсем уж странного феномена – прямо вот здесь (на этом вот самом «месте» происходящего здесь разговора) и только вот сейчас (νῦν) приснившегося «сновидения» (ὄναρ, ὀνείρατος).
И здесь возможны уже самые разные варианты нашего понимания и перевода на русский язык смысла всей этой загадочной фразы Теэтета целиком: ὅ γε ἐγώ, ὦ Σώκρατες, εἰπόντος του ἀκούσας ἐπελελήσμην, νῦν δ᾽ ἐννοῶ. – Один из вариантов её перевода:
Теперь пришло мне в голову, Сократ, то, что я слышал от кого-то, но было забыл (Теэтет 201с, пер. В.П. Карпова).
Но всё сразу же становится на свои места после ответной фразы афинского философа: ἄκουε δὴ ὄναρ ἀντὶ ὀνείρατος – «Выслушай один сон вместо другого» (там же, 201d; ср. вар. пер. Т.В. Васильевой: «Ну что же, слушай мой сон вместо своего»), судя по которой уже можно будет без каких-либо излишних для себя домыслов и посторонних сомнений установить подлинный источник происхождения существа этого загадочного явления.
- В каком-то неопределённо-прошедшем времени бытия нашей жизни: данном в образе времени когда-то уже для нас бывшего прошлого – образа бытия времени ставшего самим «прошлым»; или же так и не сбывшегося настоящего – образа бытия времени не ставшего самим «настоящим» (не-ставшегося «в» настоящем). Образа времени – существующего в какой-то своей былой или же нашей прошлой, когда-то «уже совсем давно» или «совсем уж недавно» для нас забытой, но, в любом случае, на данный момент нами так и не-вспоминаемой «когда это было», и в целом не-понимаемой «а могло ли это быть вообще» – жизни.
Например, такого рода формы существования в человеческом образе бытия и жизни его сознания «прошлой жизни» или каких-то «иных времён» (ἄλλῳ τινὶ χρόνῳ) – «когда он не был человеком» (см. Платон, Менон 86а) [➥3.2.02.07(***)]. - В каком-то неопределённо-другом – «пространственно» не-о-пределенном, неопределимо «пространном», до не узнаваемости странном (ἄ-τοπός, не-уместном или не-совместном), по своему общему место-положению «в мире» не известно где существующем, не имеющем своих собственных границ, но являющем собой границы явления и пределы образования форм пространства всех других видимых нам здесь (в данном образе «мира») мест – месте.