3.2.01.09
Таким образом, на основании уже этого нашего первого отграничения феномена «видения сна» от существа предмета и самого феномена чувственного восприятия в его чистом виде (или от феномена «чувственного впечатления» как такового, но об этой форме отграничения мы скажем отдельно, когда поведём речь о возможности существования явлений сна как чисто «психологических феноменов» человеческого сознания) можно заключить, что мы, опираясь в своём исследовании явлений сна на те или иные данные чувств, способны иметь дело с всего только одним видом феноменологической данности существа такого рода явлений в бытии нашей собственной жизни и деятельности сознания.

А именно, в этом своём исследовании феномена сна мы можем иметь дело с такого рода предметно-чувственными данностями нашего сознания, которые всегда будут являться нам лишь только косвенными, по своему происхождению производно-вторичными данными и никогда не будут иметь никакого прямого или первичного – суть феноменологически исходного и непосредственно-данного отношения к существу самого предмета нашего исследования как таковому.

Ведь всё то, что мы могли бы почувствовать в состоянии  сна, ощутить или увидеть «во сне» и в конечном счёте испытать и пережить это своё чувство сна как собственно сам сон – всё это, согласно тому же самому установленному выше принципу действия «априористического перфекта», мы способны опознать и в целом осознать для себя «как сон» – всегда и уже только после сна.

То есть только после того, когда данный вид состояния сна и опыт нашего его «непосредственного переживания» (если, конечно, таковой опыт переживания сна имеет место быть и вообще у нас «имеется») прекратили своё действие; когда всё то, что могло в данном виде состояния сна с нами случиться и произойти – уже произошло и случилось; когда самое время действия сна для нас прошло, ушло в прошлое, стало самим «прошлым» – тогда только и становится для нас возможным наше собственное чувство сна, тогда собственно и начинается действие самого «настоящего» чувственного переживания феномена сна в бытии нашей жизни.

Только вот переживается опыт этого самого «чувства сна» каким-то совсем уж странным, совершенно особым для себя образом – когда сам предмет такого рода опыта переживания сна с первого же момента действия нашего его чувственного восприятия начинает так или иначе от нас ускользать и в целом как собственно «сон» отсутствовать: начинает каким-то неуловимым для нас образом исчезать, пропадать из вида (становясь по существу своего явления «безвидным»), предаваться забвению, оставаться в «прошлом» или вообще неизвестно куда уходить.

Но в любом случае, так или иначе, он прекращает своё существование как собственно предмет нашего опыта (в том числе и как предмет опыта деятельности нашего его опознавания и в целом сознавания как собственно «самого сна») – как только мы начинаем «свой сон» каким-либо предметно-чувственно для себя определённым образом воспринимать и в целом в той или иной форме деятельности наших чувств это самое своё собственное «чувство сна» переживать.

И в подобного рода феноменологическом факте определения нами возможности действия чувственного восприятия в отношении к феномену сна заключается один из самых удивительных и наиболее странных парадоксов существования последнего в бытии нашей жизни и деятельности сознания: феномен сна перестаёт быть тем, что он по существу своего явления и образу бытия собственно и есть, то есть самим сном как таковым – как только он становится предметом наших собственных чувств.

Мы всегда просыпаемся, каждый раз выходим из данного нам состояния сна, сам сон сразу же для нас «проходит» и безвозвратно от нас «уходит» – как только оказываемся способными этот свой сон каким-то образом «на себе» почувствовать: когда к нам приходит первое отчётливое ощущение и достаточно ясно воспринимаемое для нашего его сознавания чувство (о полном осознании нами существа этого самого своего «чувства сна» здесь пока речь не идёт) того, что мы на данный момент спим и всё то, что с нами до этого момента было – всё это был сон.

Таким образом, если бы мы в своём исследовании феномена сна могли взять за основу и использовать всего только одну эту форму опыта – опыта нашего собственного его чувственного переживания, то, как странно это бы ни звучало, мы не только не смогли бы познать на своём опыте существо этого феномена – так как он есть, но и никогда не узнали бы того – есть ли вообще сон в бытии нашей жизни.

Что, впрочем, нисколько не мешает нам (как и всей нашей «науке сна» в целом) познавать существо этого для нас самих чувственно-невоспринимаемого, на своём собственном опыте «эмпирически» непознаваемого феномена сна – на каком-то другом опыте постижения сути этого феномена: на опыте эмпирического познания сна кого-то «других» и по отношению к нам самим феномена сна какого-то уже совсем «другого», суть феноменологически иного.

(Но на рассмотрении этой по отношению к нашему собственному опыту переживания сна чисто внешней стороны его явления мы здесь пока останавливаться не будем, дабы совсем уж не отклониться в сторону от поставленной в данной главе задачи: определения существа, в первую очередь и главным своим образом, внутренней границы явления сна и уже только затем, на этом своём феноменологическом основании и в целом трансцендентально-онтологическом фундаменте – возможности установления всех прочих границ явления и форм существования феномена сна в бытии нашей жизни.)

Основным феноменологическим признаком определения способа данности опыта никого больше другого и никакого иного для себя, как только своего собственного чувственного переживания феномена сна в бытии нашей жизни и деятельности сознания, будет являться, как мы это уже говорили: способ данности его в качестве всегда и уже определённым образом своего бытия случившегося факта или происшедшего события. Или другими словами – форма существования предметов и явлений данного нам образа бытия и мира в модусе прошедшего времени, в статусе бытия «прошлого»; и в общем своём значении: образа бытия всего того, что «когда-то уже» или «где-то ещё» было или вообще могло когда-то или где-то (то есть для нас самих неизвестно «когда» и неведомо «где») быть. – Но на данный момент, в модусе настоящего времени, в статусе бытия самого «настоящего» – то есть в том своём виде как это есть и вообще имеет место быть в самой «действительности» (а не только может быть, имеется в одной из своих возможностей) – «нигде» не существующих, «никак» не происходящих, никаким определённым своим предметно-чувственным образом нами не переживаемых (или просто не воспринимаемых) предметов и явлений, событий или состояний нашего жизненного бытия и феноменально нам данного мира.

В этом смысле можно сказать, что мы в своём исследовании феномена сна в бытии своей собственной жизни всегда будем иметь дело только с тем «образом» его явления или «предметом» чувственного восприятия, который по совершению и в целом завершению действия этого самого явления сна и непосредственно связанного с ним вида чувственного переживания так или иначе, когда-то или где-то, «во сне» или «наяву» – уже был.

Но мы никогда не будем иметь дело с тем существом явления сна и видом действия нашего его чувственного переживания в бытии своей жизни, которые на данный момент, в настоящее время «протекания» данного нам образа жизненного бытия или совершения определённого вида деятельности нашего сознания – ещё есть.1

И в этом же отношении, – то есть в отношении определения возможности действия нашего чувственного восприятия своего собственного «состояния сна» и всего того, что может являться и видеться нам в пределах такого рода состояния нашего жизненного бытия и деятельности сознания, – мы можем также сказать, что мы здесь оказываемся лишены этой самой возможности или своей собственной способности по-настоящему и в самом настоящем чувствовать и воспринимать, видеть и переживать свой сон – так как он есть, когда он есть и что он вообще есть.

Нам в этом отношении вообще не дано на данный момент времени и на основании данной нам формы чувственности чувствовать и воспринимать, видеть и переживать всё нами видимое и переживаемое «во сне», – то есть в данном нам виде «состояния сна» или образе своего «сновидения», – как собственно сам сон или как сон свой собственный.

Но зато, не имея возможности подобного рода чисто эмпирическим своим путём познавать существо явления сна в том его виде как он есть «сам по себе» и является сном нашим собственным, за нами всегда остаётся возможность познавать определённые формы явления и способы существования феномена сна в бытии нашей жизни и феноменально нам данном мире на основании анализа тех или иных предметно-чувственных данных и эмпирических фактов – наблюдая со стороны (в том числе и в режиме настоящего, «реального» времени) за сном кого-то других, а по отношению к существу явления и способу бытия сна своего собственного (сна «самого-себя») – явлением сна какого-то уже совсем другого.

  1. В подобного рода исследовании феномена сна мы всегда имели бы дело только с такими фактами его явления и данными наших чувств, которые нам свидетельствовали о том, что «по факту» своего происхождения в бытии нашей собственной жизни и деятельности сознания феномен сна – или уже был, или же его ещё нет. Причём один факт – как условие удостоверения в другом. И оба вместе – как ещё более твёрдое и надёжное свидетельство, наиболее полное для себя удостоверение в невозможности третьего противоположного им факта нашего жизненного бытия, основанного на обратном своём утверждении: что феномен сна на данный момент, в настоящее время нашей жизни – ещё или уже есть. – И это уже независимо от того: воспринимаем ли мы его чувствами или нет, видим или не видим, сознаём или не сознаём – и вообще знаем ли мы что-либо о факте его «непосредственного» присутствия и самого «настоящего» бытия или же нет.